Катя налила себе немного душистого «Божоле» и устроилась на кухонном диванчике.
«Это тебе за Настю», – в очередной раз услышала она голос стрелявшего в нее человека. На сердце было тяжко. Настька, Настена – грубоватая, резкая, жесткая… И такая родная.
Прошлое бродило рядом, бередило старые раны…
Она сделала глоток и отставила бокал. Нахлынули воспоминания – живые, яркие. И образы ее подруг – те, десятилетней давности, образы – предстали перед нею…
…Француз в наушниках излагал историю строительства Tour d'Eiffel. Диктор гордился своей страной: грандиозно!.. Монументально!.. Визитная карточка Парижа!.. Вникайте, господа студенты!
Катюша изо всех сил старалась проникнуться французовой горячностью. Действительно, давно пора вникать – в новую тематическую лексику и в употребление глаголов.
Но мысли были непослушны. В пыльное окно лингафонного класса врывалось наглое весеннее солнце. Просматривалось небо – чистое-чистое. И ярко-голубое, каким оно бывает только в предчувствии весны.
«Погодка-то прыжковая», – вертится в голове у студентки Кати Калашниковой. Не снимая наушников, она оглядывается. На лицах у многих однокурсников тоже блуждают блаженные весенние улыбки – какой уж тут французский. Студенты мечтают о поцелуйчиках на февральском ветру и вечерней институтской дискотеке. Но Катя не с ними. Катя – сама по себе. В другой – ох, насколько другой! – жизни.
Она представляет себя в кабине вертолета, на штурманском месте. Когда штурман пьян и летчику приходится летать самостоятельно, Кате всегда удается проникать в кабину. Пилот Леша Демкин симпатизирует Катюше и оставляет для нее место рядом с собой.
Летчик легко отрывает громаду «Ми-8» от земли, вертолет взлетает, вихри снежинок разносятся внизу и медленно оседают на летном поле. Мелькают аэродромные постройки, голые зимние леса, квадраты полей. Катя восхищенно, как в первый раз, смотрит по сторонам, в застекленное со всех сторон окно кабины. Какое все сверху маленькое, несерьезное… Как хорошо чувствовать себя выше – в самом прямом смысле! – выше мелких земных дел.
За это летчик Катюшу, кажется, и любит: она не устает восхищаться. Каждый взлет искренне восторгается: и небом, и высотой, и красотой оставшейся внизу земли, и мастерством пилота…
Вот они уже на трех тысячах метров. Пилот выходит «на боевую» – траекторию выброски парашютистов. Катя внимательно наблюдает за ним. Наконец он поднимает большой палец. Катюша – в реакции ей не откажешь! – тут же жмет на «выбросную кнопку»: дает сигнал к прыжку. Приготовился – пошел!
Она знает, что в кабине загорается желтая лампа. Ее сопровождают противные гудки сирены. Повинуясь команде, парашютисты – из Катиной кабины они кажутся маленькими и беззащитными – один за другим исчезают в морозной синеве.
Аэродромный красавец Гоша прыгает вместе с Катиной подругой Валентиной. Валька в дверях замешкалась – и они вместо красивого, слаженного прыжка вываливаются кубарем. Катя фыркает. Дядя Леша отвечает ей понимающей улыбкой: «Любовь, мол, – что поделаешь».
Потом настает черед двоих мрачноватых «афганцев». Они покидают самолет идеально, синхронно, но у Кати в голове мелькает мысль: «Интересно, зачем им прыгать вдвоем»? Когда вертолет вместе покидают девушка и юноша – с этими все ясно, будут в свободном падении целоваться, невзирая на февральский мороз. А зачем прыгать вдвоем мужикам? Может, они «голубые»?!
Последним, точнее, «крайним» – слово «последний» на аэродроме пользуется дурной репутацией и не употребляется ни в каких контекстах, – вертолет покидает аэродромный чудила Никита. Он долго стоит у двери, вглядываясь в бездну. «Трус несчастный», – мелькает в голове у Катюши. Дядя Леша еще раз сам жмет на кнопку выброски, подгоняет Никиту. Наконец тот решается. Выпрыгивает, споткнувшись о порог вертолета.
– Раскоряка! – рявкает дядя Леша.
Катя понимает: Никита опять вывалился кубарем и не махнул летчику на прощанье. А дядя Леша любит, когда спортсмены делают ему ручкой…
Вертолет идет на второй заход. Летчик показывает Кате на термометр – за бортом минус сорок два. Ничего не слышно, но Катя угадывает в шуме мотора по его губам: «Оставайся со мной! Холодно!»
Она мотает головой. Застегивает шлем, натягивает очки, надевает перчатки. Чмокает пилота в задубелую щеку. Пора! Второй заход! Выпускающий инструктор на секунду засовывается в кабину пилота и гаркает Кате:
– Пойдешь за мной!
Она радостно кивает – обожает прыгать после всех, когда остается один на один с небом, вертолетом и опасностью. Катя выжидает ровно четыре секунды после того, как инструктор отделился от борта вертолета. Она разбегается и бесстрашно, разве что на долю секунды притормозив у порога – «последней черты», – падает в раскрытую дверь. В лицо ударяет колкий ледяной воздух. Катя успевает развернуться лицом к кабине пилота и послать ему воздушный поцелуй. Она знает: дядя Леша обязательно проводит ее взглядом и будет тревожно посматривать в зеркало до тех пор, пока не увидит розовый прямоугольник ее открывшегося парашюта.
Попрощавшись с дядей Лешей, Катя бросает взгляд на высотомер: высота 2800, у нее еще есть как минимум тридцать секунд. Сегодня она попробует сделать «ласточку» – фигуру, о которой прочитала в американском журнале «Парашютист». Катя принимает стандартную позу свободного падения – лицом к земле, руки и ноги раскинуты широко в стороны – и начинает осторожно опускать правую ногу. Ее тут же заваливает набок. Эх, не выходит из меня ласточки! Она выравнивается и снова пытается, теперь с другой ноги. И кувыркается еще пуще. Разбирает азарт – что ж я, тупей американцев, что ли? Катя опять принимает исходное положение и бросает взгляд на высотомер. Ого, уже всего тысяча метров! Время закончилось. Почти пора! Секунды три она просто несется – лицом к земле, наслаждаясь бешеной скоростью и приближающимися деревьями леса. Как только высотомер показывает восемьсот метров, она берется за кольцо. Ну, что на этот раз? Пронесет?