«Сайперс» же был незаметен и легок. И открывал парашют с гарантией. И именно тогда, когда уже ясно, что высоты остается минимум метров двести, а человек все еще находится в свободном падении.
Джейк никому не рассказывал, что он подстраховался и оборудовал свой парашют «Сайперсом». И когда он пришел в сознание и понял, что жив, – то был уверен, что его спасла американская научная мысль. Фомич же рассказал ему, что техника сработать не успела – девушки подсуетились раньше.
– Горжусь вами, девицы, – сказал тогда начальник аэроклуба. – Хотя Джейк и уверял меня, что его «Сайперс» все равно бы сработал…
Как им тогда было радостно! Сам – сам! – Фомич, легенда парашютного спорта, ими гордится! Девушки на несколько дней стали аэродромными героинями. Спортсмены и перворазники восторженно шептались за их спинами. А из чеховской районной газеты приехал корреспондент и отразил их подвиг в репортаже, полном возгласов и нелепых ошибок… Но приятней похвалы начальника аэроклуба не было ничего.
Никак не хотелось верить в то, что Фомич теперь – по другую сторону баррикад. Что теперь он – против них.
…Павел перекричал свист зимнего ветра:
– Я думаю, едем прямо на аэродром. Поворот скоро будет?
Катя всмотрелась в темную синь январской ночи:
– Ой, еле узнаю – все забыла… Да, километра через два.
Джейк опасливо выглянул из-под ремня безопасности:
– Вы меня извините… Вам видней, конечно… Но почему мы не обратимся в полицию?
Паша вцепился в руль так, что костяшки пальцев побелели. И ответил сквозь зубы:
– Вы же сами хотели взглянуть ему в глаза?
До аэродрома они добрались только в десятом часу вечера. Когда машина свернула на спрятанную в глухом лесу подъездную дорогу, Катя сказала:
– По этой тропинке мы с Валькой от автобуса ходили. Один раз по шагомеру засекли – два километра с хвостиком. Джейк, а ты помнишь, как однажды с нами на электричке ехал? А потом мы пешком шли…
– И вы меня пугали русским разбойником Дубровский, – охотно вспомнил О'Гар. Он нетерпеливо всматривался: когда же наконец покажется аэродром, с которым и у него столько всего связано в жизни…
Вместо ржавых ворот на КПП поставили шлагбаум. Шлагбаум был закрыт. Из будочки, расположенной рядом, доносились пьяные голоса.
Паша затормозил, нетерпеливо засигналил.
– Все как обычно, – поморщилась Катя. – Шлагбаум-то завели – только сторожа как пили, так и пьют.
Павел продолжал нажимать на сигнал. Наконец из будки, с трудом координируя движения, выполз затянутый в камуфляж охранник и рявкнул:
– Ну чего ты гудишь?
– Сиди здесь, я разберусь, – коротко сказала Катя и быстро вышла из машины.
У нее явно был опыт общения со здешней публикой.
– Добрый вечер, во-первых…
– Чего уж тут доброго, – пьяно вздохнул страж ворот.
– …А во-вторых, мы перворазники. Нам сказали, что на прыжки можно приезжать с вечера… И останавливаться в гостинице…
– Да не будет завтра прыжков, – охранник схватился за живот. Кажется, его тошнило.
Катя сказала строго:
– Мне сказали, что прыжки – будут.
Из машины выглянул Павел:
– Давай, братан, не тяни. Отпирай.
– Ка-акие теперь прыжки… Все закончилось, – с трудом проговорил охранник. Казалось, он готов разрыдаться. Но удержался. Достал ключ, с трудом попадая им в замок, отпер. Распахнул шлагбаум.
Катя села в машину. «Восьмерка» быстро миновала КПП.
– Странные они у вас тут, – пробурчал Паша.
– Не странные, а пьяные. Всегда такими и были.
– Парень вроде бы молодой…
– Паша, будем дискутировать о вреде пьянства? – мягко остановила его Катя. – Давай, сейчас направо… Вот тут, у гостиницы, останови.
Они вышли из машины. Катя огляделась.
Аэродром почти не изменился. Только стал поухоженней, пореспектабельней. Хотя кое до чего руки, видно, у Фомича не дошли. Вон выглядывает здание Желтой казармы – ее так и не снесли. А столовку перекрасили – раньше она была белой, а сейчас – зеленого цвета. Покосившиеся лавочки заменили на новые, чугунные. Подновленное здание гостиницы сияет всеми окнами. А на улице – ни души.
– Зимой здесь всегда пустынно – все по комнатам греются, – объяснила Катя. – Ну что, идем прямо к Фомичу? Он наверняка у себя.
С грохотом отворилась дверь, и из гостиницы вывалилась толпа молодых людей – явно изрядно поддавших. Один из мужчин – огромный красномордый красавец – заметил Катю. Подотстал от приятелей, обратился к ней:
– Д-девушка! П-перворазница, милая! Спасайся, беги отсюда!
– Эй, парень, проходи! – рассердился Павел.
Красномордый покорно пошел нагонять друзей. На ходу обернулся, крикнул в звонкий морозный воздух:
– Спасайся, подружка, голубка!
Катя пожала плечами. Обратилась к Джейку:
– Тебе не кажется, что в наше время здесь пили меньше?
Они продолжали стоять на пороге гостиницы. Паша вполголоса сказал:
– Странно здесь… как-то!
Катя согласилась:
– Сама удивляюсь. С чего это сегодня все – то есть вообще все! – так набрались?
Джейк зябко ссутулился, грел руки в карманах. Кате, наоборот, было жарко. Она распахнула пальто. В душу заползало нехорошее, тревожное предчувствие. Она вспомнила, что однажды такое уже было. Десять лет назад на аэродроме тоже все дружно напились – включая интеллигентного врача и вообще непьющего руководителя полетов…
От точки старта (оттуда парашютистам было положено идти по самолетам или вертолетам) – он находился метрах в пятидесяти от административных зданий – медленно тронулся «рафик».
– Ой, кажется, все тот же, на нем руководитель полетов ездил! – воскликнула Катя.